ХЛЕБ С ПРИВКУСОМ ВОЙНЫ
Это стихотворение известного современного поэта Николая Добронравова о хлебе, об отношении людей к этому жизненно важному продукту не только в годы Великой Отечественной войны, но и сегодня. В разнообразии хлебобулочных изделий, которыми изобилуют прилавки магазинов, многие из нас «черствеют» сердцем, забывая о цене хлеба, которая в те годы измерялась не в рублях, а в человеческих жизнях.
.В 1941-1945 годах в Москве пеклось всего три вида хлеба: хорошо знакомый нам ржаной формовой «кирпичик» весом около килограмма, полуторакилограммовый каравай так называемого подового «серого» хлеба и знаменитые «армейские» сухари, которые пекари посылали на фронт и которые спасали от голода множество солдат, нередко заменяя им обед. Интересно, что технология изготовления хлеба имела раньше гриф «для служебного пользования» и даже «секретно». Такая конспирация связана с тем, что в голодное военное время пекари были вынуждены идти на ухищрения и заменяли некоторые отсутствующие в наличии ингредиенты имеющимися. Из-за отсутствия постоянной рецептуры в ход шла и овсяная, и кукурузная, и даже льняная мука. Формы нередко смазывались не подсолнечным маслом, как следовало по технологии, а любым другим растительным, а порой и машинным маслом. На вкус он был чуть солоноватый.
Но самым дорогим, имеется в виду его жизненная важность, был хлеб в блокадном Ленинграде. Блокадный хлеб. Из чего только не приходилось его выпекать – мякина, отруби, жмых, целлюлоза, меньше всего в нём было муки. И всё же это был хлеб, почти единственное питание ленинградцев.
Из воспоминаний А. Дикова, в годы блокады он работал главным механиком Второго Ленинградского хлебозавода:
«В блокаду мы стали важнейшим «Объектом». После бомбёжек и артиллерийских налётов, прежде всего интересовались, не случилось ли чего с нами. Мы не выпекали теперь ни штрицелей, ни калачей, но мы ежедневно обеспечивали хлебным пайком сотни тысяч человек, и, чем меньше была порция, тем дороже она казалась людям.
…Самой острой проблемой было водоснабжение. Городской водопровод не обеспечивал нас больше водой. Рядом с заводом течёт Нева. В один из дней на завод привезли муку. А в то время доставка муки была событием. Трёхпудовый мешок с трудом тащили или волочили по полу четверо, а то и пятеро рабочих. Муку разгружали всем коллективом. Разгрузка затруднялась ещё и тем, что мешки были покрыты слоем льда. Очевидно, они побывали в воде. На складе мешки рассекали топорами – под ледяной коркой показалась сухая мука. Её бережно совками выкладывали на сита. На решётках после просева часто оказывались пули, мелкие осколки, окровавленные куски шинельного сукна. Мы смотрели на эти лоскутки, и нас охватывало тревожное волнение: люди за эту муку отдавали жизни, а мука без воды в хлеб не превратится.
От нас зависела жизнь тысяч людей, собственная жизнь. А мы не знали, как выйти из создавшегося положения.
Я стоял у распоротых, немного оттаявших мешков, с которых работницы соскабливали ножами каждую крупинку муки, когда меня окликнула работница Варвара Орлова.
– Поди-ка скорей, Александр Александрович, – торопила она – посмотри, что надумали комсомолки.
Она повела меня во двор, со двора на набережную, и вот что я увидел. Несколько десятков девушек выстроились живой цепью от проруби в Неве до лотка, входившего в окно первого этажа и соединённого с баком. Мелькали обледеневшие вёдра, передаваемые из рук в руки. От воды и от людей на 35 градусном морозе шёл пар. Я обрадовался и ужаснулся одновременно: будет, будет вода для замесов, но дорого она нам обойдётся! Надо было принять тяжёлое обледеневшее ведро, передать соседу, снова принять… И так много, много раз. Воды требовалось для каждой смены около тысячи вёдер.
Никогда не забуду: на «водной трассе» работает после 12-часового дежурства у печей смена комсомолки Лиды Райковой. Лида, как всегда, на самом трудном месте – последней принимает ведро и, подняв его на уровень груди, сливает в лоток. Вода выплёскивается на ватник, под ноги…
Проходят часы.
Вылито последнее ведро. Девушка облегчённо вздыхает и собирается покинуть свой трудовой пост, но не тут-то было: её валенки накрепко вмёрзли в лёд. Подруги топорами освобождали её из ледяного плена и, окоченевшую, только сейчас почувствовавшую смертельную усталость, на руках несут в цех…»
Цифры
1418 дней и ночей продолжалась Великая Отечественная война – ожесточённая схватка
советского народа со злейшим врагом человечества – германским фашизмом.
20 миллионов наших соотечественников погибло во имя победы.
125 граммов хлеба в день выдавалось жителям блокадного Ленинграда.
МАРУСИНЫ СЛЁЗЫ
Продолжая тему хлеба в годы Великой Отечественной войны, нельзя не вспомнить об участниках войны, которые работали на Павлово-Посадском хлебозаводе, но только уже в послевоенные годы. Поскольку наш сегодняшний хлебозавод был открыт лишь в 1964 году. Единственной среди оставшихся в живых ветеранов, отдавшей работе на хлебозаводе более 20 лет, является Мария Филипповна Казакова.
В далёком 1942 году семнадцатилетняя Маруся ушла добровольно на фронт. «Страшный голод царил в это время в Павловском Посаде, – вспоминает Мария Филипповна, – и мы с девчонками убежали от этого голода на фронт». Свой боевой путь она начала в боях за освобождение Белоруссии. Сначала Мария Казакова была радисткой, а затем закончила Звенигородскую школу поваров и была направлена в аваиционную воинскую часть, кормить лётчиков.
Победу молоденькая Маруся встретила в Берлине, где была свидетельницей исторического события – взятия Рейхстага и водружения Красного знамени на его башни. Но вернуться в родной Павловский Посад быстро не удалось. Подъезжая к Москве, пришло сообщение о начале войны с Японией. «Нас разворачивают и перебрасывают на другую войну. Но, Слава Богу, она была не долгой».
Пройдя две войны, Мария Филипповна вернулась домой, в Павловский Посад, и её жизнь пошла своим чередом: замужество, рождение сына и дочери, тяжёлая работа на хлебозаводе. И всё вроде бы как у людей, но воспоминания о тех страшных трагических событиях, о человеческой смерти, с которой она сталкивалась на каждом шагу, до сих пор не дают покоя. Со слезами на глазах Мария Филипповна рассказывает о своей воинской службе и долгожданной победе, которая далась им – ветеранам, ох, как не легко.
Сегодня Марии Казаковой уже 84 года, в шкафу, в её старенькой дамской сумочке хранится около двадцати наград: орден Отечественной войны, медаль Жукова, медаль за освобождение Белоруссии и др. «Давно я их не надевала, некуда…», – пожаловалась Мария Филипповна. Время берёт свое, здоровье подводит, многое уже не хранит её память, но, возможно, это и к лучшему. Может быть так легче.